Пам'яті Леоніда Бородіна
Ми таки відділилися остаточно: про смерть класика російської літератури, головного редактора журналу "Москва" Леоніда Бородіна я дізнався випадково. Віктор Баранов, що живе у Парафіївці на Ічнянщині, прислав ось такого листа: "24 листопада помер від інфаркту Леонід Бородін. До нього в палату нікого не пускали, і мій товариш Михайло Алексеєв не зміг побачитись з ним.
Проте з Леонідом Бородіним змогла поговорити 10 листопада моя сестра Тамара Яновська. Вона записала розмову на диктофон.
Надсилаю Вам частинку розмови, де йдеться про Вашу "Акурайку". Текст подаю в роздруковці з диктофонного запису:
(распечатка диктофонной записи от 10 ноября, 08 час. 20 мин., часть: из разговора Т. Яновской и Л. Бородина)
Т. Я: Вы брали в фонде книгу украинского автора Василия Чепурного?
Что можете сказать о ней?
Л. Б: Интересное название. Когда-то мне попалась книжка белорусского автора "Княжкиня". Я не мог отгадать, что это значит. Оказалось, так в одной деревне называют старый тополь. Поди догадайся! Для глубинки диалектизм, для нас неологизм. Книжка "Акурайку" антирусская. Но нас не любят не только в Украине. Везде нас подозревают в чем-то, да, наверно, неспроста. Непредсказуемость наша везде одинакова. Кто-то должен первым остановиться. Вот римско- германские народы и державы вели между собой столетние войны, соседи-страны были врагами. Кто тогда думал, что придет время, когда они будут жить одной Европой.
Т. Я: Возвращаясь к "Акурайку". Как Вы думаете, что хотел сказать ее автор?
Л. Б: Мне трудно судить. Скорей всего он просто высказал то, что его волновало. Спорные моменты и антироссийские выпады в книге вовсе не означают, что она плохая.
Т. Я: Книга "Акурайку" находится у Вас?
Л. Б: Да, нет. Я отослал бандероль с книгами в Иркутск своим друзьям. Так что передайте автору, мол, Бородин, отправил "Акурайку" за вольнодумие в сибирскую ссылку (улыбается)..."
Леонід Бородін -- цікавий чоловік. Безумовно, він за російську монархію і тут ми зійтися не могли. Але зате він і не прийняв сталінізм, як його колеги по патріотичному російському табору, скажімо, Станіслав Куняєв -- редактор "Нашого современника".
Леонід Бородін цікавий і своєю цікавістю до української літератури. Він останній з нормальних людей, хто бачив нашого Василя Стуса. Ось шматок його спогадів:
" Перед тем как я оказался в одной камере со Стусом, он только что закончил перевод сборника стихов Рильке. При очередном обыске у него изъяли труд почти полутора лет. Обещали вернуть, если там нет антисоветчины. Считаю, что именно с этого момента он заболел.
Заболела душа. Есть ли такие врачи, которые могли бы не лечить, угадать заболевание, когда она сначала начинает «маяться». Есть ли филолог, способный вразумительно объяснить значение этого слова. На прогулке он ходил с низко опущенной головой по диагонали прогулочного загона и повторял одни и те же слова одной и той же песни...
Мы общались с ним на украинском языке. Стус вынудил меня к тому из единственного побуждения – показать мне красоту его родного языка. С самого раннего детства поклонник украинской песни я вел с ним спор на одну-единственную тему: верлибр – принижение русского и, тем более, украинского языка, в котором бегающее ударение открывает несравненные возможности для ритма и рифмы. С запалом читал ему Богдана-Игоря Антонича – «То чи стони, то чи струни…». А он перебивал и читал того же Антонича, доказывая, что верлибр – простор для образов, что в верлибре поэзия дорастает до философии. Философия убивает поэзию – горячился я, и читал Вячеслава Иванова...
Столкнуть державника с националистом – таков был подлинный смысл решения оперов из местного гэбэ. Уже не помню, сколько мы просидели со Стусом, но удовольствия «шефам» не доставили. Стус прекрасно знал русскую литературу, к тому же он сумел заразить меня интересом к польскому языку и через месяц я уже без словаря читал романы, оказавшиеся в тюремной библиотеке. Нам разрешалось выписывать любую советскую прессу, мы получали почти все серьезные литературные журналы. Особенно запомнилось обсуждение романа Сергея Залыгина «После бури». Уж сколько-то было споров! Роман пошел по камерам, и было общее мнение, что залыгинский роман – самое значительное событие в литературной жизни 80-х. Как выяснилось позже, на воле роман вовсе не был замечен, что меня удивило".
Вічна пам'ять російському державнику, письменнику Леоніду Бородіну!
Василь ЧЕПУРНИЙ
| Читайте також |
| Коментарі (4) |
|
| |
